— Держи двери запертыми, — велел я ему, — и поставь хорошую стражу на Спирхафок. Я не хочу, чтобы его ночью спалили.

— Ты думаешь, Вармунд вернётся?

— Понятия не имею, что сделает Вармунд, — ответил я.

Насколько я знал, у Вармунда всего пять человек, куда меньше, чем у меня, но всё же меня тревожило его присутствие в городе. Рассудок твердил, что он в ловушке, что в городе он беспомощен и окружён врагами, однако чутьё кричало об опасности.

— Может быть, в городе прячутся и другие воины Этельхельма, — сообщил я Бергу. — Твоё дело — оберегать королеву и её сыновей. И если Вармунд явится, не лезь в драку, уводи всех на борт Спирхафока и поднимайся вверх по реке, там королева будет в безопасности.

— Я ее уберегу, господин, — обещал мне Берг.

— И держи корабль на реке до тех пор, пока мы не вернёмся, — приказал я.

— А если ты не придёшь назад, господин? — спросил Берг и торопливо добавил: — Вернёшься, господин. Конечно, вернёшься.

— Тогда отправляйся домой, в Беббанбург, и забирай с собой королеву Эдгиву.

— Домой?

Казалось, он ужаснулся при мысли о том, чтобы уйти без меня.

— Иди домой, — повторил я.

Я взял с собой Финана и ещё шестерых — все в кольчугах и шлемах, и все с длинными мечами. Мы двинулись на восток вдоль стены, которую построили вдоль реки римляне, теперь во многих местах зияли рваные дыры для доступа к оживлённым причалам. Я решил, что мы миновали и дом работорговцев, где жестоко мучили Бенедетту, но даже если и так, она ничего не сказала. На узких улочках было темно, только кое-где сквозь двери или окна проникали отблески огня. Стоило нам приблизиться к любому такому дому, как всё внутри затихало при звуке наших шагов. На детей шикали, собак усмиряли. Все люди, каких мы видели — их было совсем немного — спешили укрыться в тени дверного проёма или в переулке. Город был напуган, став жертвой королевских амбиций.

С лунденского моста мы свернули на широкую улицу, ведущую вверх по холму. Миновали большую таверну под названием «Красная свинья», пивную, которая всегда пользовалась популярностью у людей Этельхельма, когда те были в городе.

— Помнишь эту «Свинью»? — спросил я у Финана.

Он усмехнулся.

— Ты повесил человека на вывеске.

— Кентца, — ответил я.

Тогда на улице началась драка, которая могла перерасти в мятеж, а самый быстрый способ покончить с этим — повесить зачинщика.

У входа в «Красную свинью» горел факел, но несмотря на его мерцающий свет, Финан споткнулся о камень и чуть не упал. Он выругался и вытер руку о плащ.

— Лунден, — с отвращением произнёс он. — Здесь все улицы вымощены дерьмом.

— Саксы — нечистоплотный народ, — заметила Бенедетта.

— Города грязные, — согласился я.

— Они не моются, — продолжила Бенедетта, — даже женщины. Большинство.

Я не нашёл, что ответить. Лунден и впрямь грязный. Город мерзкий, но меня зачаровывал. Мы проходили мимо колонн, которые когда-то украшали огромные здания, а теперь их окружали плетни и глина. Под арками, ведущими в никуда, залегали тёмные тени. С тех пор как я был здесь в последний раз, построили новые дома, заполняющие провалы между римскими зданиями, у некоторых ещё сохранились черепичные крыши над тремя-четырьмя каменными этажами. Даже ночью можно разглядеть, что это место когда-то было величественным, с возносящимися вверх колоннами и блеском мрамора.

Теперь, за исключением ближайших к реке улиц, всюду царили разруха и запустение. Люди всегда верили, что по этим улицам бродят призраки древних римлян, и потому предпочитали селиться в новом саксонском городе, выстроенном на западе. И хотя и Альфред, и его сын Эдуард призывали людей возвращаться в старые стены, большая часть Лундена до сих пор пустовала.

Мы прошли мимо крытой свежей соломой церкви и повернули налево, к вершине холма, и на западном склоне возник освещённый факелами дворец, расположенный недалеко от собора, который Альфред когда-то приказал восстановить. Пришлось пересечь глубокую низину, где течёт Веала, приток Темеза. Мы перешли по мосту и снова двинулись по холму вверх, к дворцу, построенному ещё королями Мерсии. Римскую входную арку украшала резьба — воины с копьями и продолговатой формы щитами. Ее охраняли четыре стражника, в руках у них были щиты с эмблемой Этельстана — драконом, держащим молнию. Финан уверял меня, что город по-прежнему в руках людей Этельстана, но дракон с молнией стал первым тому доказательством.

— Они же старики, — проворчал Финан.

— Скорее всего, помоложе нас с тобой, — сказал я, и он хохотнул.

Старики у ворот, очевидно, встревожились из-за нашего приближения, поскольку один из них постучал древком копья в закрытую дверь, и мгновение спустя оттуда появились ещё трое. Они закрыли за собой дверь, выстроились под аркой и подняли оружие.

— Вы кто такие? — спросил один из них.

— Бедвин на месте? — поинтересовался я.

Говоривший со мной человек задумался.

— На месте, — наконец выдавил он.

— К нему пришел ярл Утред Беббанбургский.

Я редко пользовался датским титулом, но его грубость меня разозлила. Мои люди, услышав мой высокомерный тон, обнажили мечи.

После недолгой паузы копья по сигналу опустили. Шестеро просто глазели на меня, но грубияну хотелось сохранить свою власть.

— Вы должны сдать оружие, — потребовал он.

— Там король?

Похоже, вопрос его смутил.

— Нет, — выдавил он наконец.

— Нет, господин, — рявкнул я.

— Нет, господин.

— Значит, сегодня это не королевский дворец, так? Оружие останется при нас. Открывай дверь.

Он еще поколебался, потом уступил, и высокие двери заскрипели на древних железных петлях. Я повел своих людей в освещенный лампами коридор. Мы проходили мимо лестниц, по которым я так часто взбирался на встречу с Этельфлед. Воспоминание не уступало яркостью и горечью образу Гизелы на речной террасе. Где они теперь? Ждет ли Гизела меня в Асгарде, доме богов? Смотрит ли Этельфлед на меня со своих христианских небес? Я знавал многих мудрецов, но никто из них не мог ответить на эти вопросы.

Мы прошли через дворик, где на фундаменте римского бассейна выстроили деревянную часовню, затем сквозь разрушенную арку в коридор из плоского римского кирпича.

— Можете убрать мечи в ножны, — сказал я своим и толкнул грубую деревянную дверь, заменившую прежнее римское великолепие. Пиршественный зал за ней освещали мириады свечей и лучин, но за единственным столом сидели лишь с десяток человек. Они встревожились при нашем появлении и встали, но не для того, чтобы приветствовать нас, а чтобы обнажить мечи.

— Вы кто такие? — спросил один из них.

Я не успел ответить, поскольку другой человек сделал это за меня.

— Это лорд Утред Беббанбургский. — Высокий, прямой священник слегка поклонился мне. — Приятно снова увидеть тебя, господин. Добро пожаловать.

— Отец Ода. Не ожидал тебя увидеть.

— Не ожидал, господин?

— Я думал, ты в Меймкестере.

— Я был там, а теперь я здесь. — Он говорил с легким датским акцентом. Его родители явились в Восточную Англию завоевателями, но сын обратился в христианство и теперь служил Этельстану. — Я тоже не ожидал увидеть тебя, господин, но рад этому, — продолжил он. — Садись же, — он указал на стол, — выпей вина.

— Я пришел к Бедвину.

Отец Ода указал человека во главе стола, который спрашивал, кто мы такие, а теперь шел к нам. Высокий, темноволосый, с вытянутым лицом и усами, свисавшими до резного серебряного креста на груди.

— Я Бедвин, — сказал он. Голос звучал встревоженно. Два волкодава зарычали, но он успокоил их жестом. Бедвин остановился в паре шагов от нас, его лицо выражало озадаченность нашим прибытием, вскоре сменившуюся обидой. Он решил, что я хочу занять его место? — Нас не предупредили о твоем прибытии, господин, — сказал он почти с упреком.

— Я пришел повидаться с королем Этельстаном.

— Который сейчас в Глевекестре, — сказал Бедвин так, будто приказывал мне отправиться в путь через всю Британию.